Музей Шансона
  Главная  » Архив  » Тесты песен

Тексты песен, стихи

Всего песен: 32445

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  

Устами народа

Слова песен, начинающиеся на «Ж»

 1   2  3  4 
  1. Жил один студент на факультете (2-й вариант)
  2. Жил я в городе Одессе
  3. Жил я в шумном городе Одессе
  4. Жил я, бедный каланча
  5. Жил-был Миколка (Из книги Виктора Арышева "Мой песенный роман" том 1.)
  6. Жил-был на свете король удалой
  7. Жил-был на свете король удалой
  8. Жил-был на свете самурай
  9. Жил-был у бабушки серенький козлик
  10. Жила девушка с родной матерью
  11. Жила на Москве героиня романа
  12. Жила-была вдова (Сл./муз. народные)
  13. Жили-были два громилы
  14. Жили-были два громилы (2-й вариант)
  15. Жирный баба
  16. Жить без любви (Слова Тельман Валиев)
  17. Жора, подержи мой макинтош (1 вариант)
  18. Жора, подержи мой макинтош (3 вариант)
  19. Жора, подержи мой макинтош (4 вариант)
  20. Жора, подержи мой макинтош! (2-й вариант)
  21. Журавли (На гитаре дорожная пыль )
  22. Журавли (3 вариант)
  23. Журавли
  24. Журавли (Далеко-далеко журавли полетели)
  25. Журавли (Муз. А. Сабило, сл. Г. Декабрь-Северный)
  26. Журавли (Из книги Виктора Арышева )
  27. Журавли (Сл. Татьяна Жигунова/муз. Евгений Преснов)
  28. Журавли Афгана
  29. Журавли Афгана
  30. Журавли над Колымой

Журавли
(Из книги Виктора Арышева )

Из книги Виктора Арышева "Мой песенный роман" том 1.

Здесь, под небом чужим я, как гость  нежеланный
Слышу крик журавлей, улетающих в даль.
Сердцу больно в груди видеть птиц караваны,
В дорогие края провожаю их я.

Пронесутся они мимо скорбных распятий,
Мимо старых церквей и больших городов.
А вернутся они - им раскроют объятья
Дорогие края и отчизна моя.

Дождь и осень, туман, непогода и слякоть,
Вид усталых людей мне они принесли.
Ах, как сердце болит, сердцу хочется плакать,
Перестаньте рыдать надо мной, журавли.

Вот всё ближе они, я всё громче рыдаю,
Словно скорбную весть они мне принесли.
Так откуда же вы, из какого же края
Возвратились сюда на ночлег, журавли.

НИКОЛАЙ НИКИТСКИЙ "ЖУРАВЛИ НАД КОЛЫМОЙ". 
История песни.

Мне трудно вспомнить в точности, когда явилась мне впервые песня эта – «Журавли». 
Наверное, когда-то в очень раннем детстве. Впитал, наверное, в себя я эту песню 
вместе с материнским молоком. Хотя и колыбельной то её не назовёшь, но мама 
почему-то часто напевала мне её, и бабушка, и старшая сестра. А дядя мой играл 
её на семиструнке, виртуозно так: и плакала в  руках его гитара, даже и навзрыд,  
совсем как в песне этой стая журавлей. В его репертуаре много было песен: 
в основном романсы, и блатные тоже, и народные, но именно с неё он начинал свои 
концерты. Да. Он часто выступал перед друзьями, - у него была своя аудитория.
Ну, и я, когда подрос и взял гитару в руки тоже начал выступать перед друзьями, - 
и подругами: точь в точь, как и мой дядя, - было на кого равняться: тот же образ, 
то же и подобие – театр одного актёра. Многое я перенял у дяди своего, и в том 
числе немало песенных историй, - очень интересных. Но вот с песней «Журавли» я 
дядю своего опередил, - значительно. 
Мне посчастливилось водить знакомство, а вернее даже дружбу с человеком, знающим 
довольно близко Козина Вадима Алексеевича - великого советского певца, исполнившего 
эту песню – «Журавли» - одним из самых первых. И мой друг владел всей информацией 
об этих «Журавлях», поскольку тоже увлечён был этой песней, - ну, и  в целом 
творчеством Вадима Алексеевича. 
Козин не был её автором. Но дядя мой – Манжос Юрий Ильич был прав, считая эту 
песню козинской. А вместе с ним была права и вся моя Анжерка-мама, - земляки 
мои не ошибались. И по тюрьмам, и по лагерям, на пересылках тоже – люди были правы: 
Козин эту песню пел – когда-то, в своё время, - даже и в «столыпиных», - он эту 
песню пел для них!.. И Козин был единственным, кто не боялся петь её тогда 
даже со сцены.
Сочинили эту песню два товарища – два друга – два … ну, как бы вам сказать… 
Короче, так уж получилось, что товарищ Сталин …
не любил их. Ну, бывает, - что ж теперь поделаешь. 
Однако же, и композитор - автор музыки – Марк Фрадкин, да и автор слов - поэт 
Евгений Долматовский были, скажем, так: весьма обласканы Советской властью. 
Долматовский, так особеннно. И орден «Знак почёта» на груди, - ещё в 39-ом, - 
и народная любовь за песни к фильму «Сердца четырёх»: «Всё стало вокруг голубым 
и зелёным…», - помните, конечно. 
И тогда уже была и «Песня о Днепре», - в соавторстве, опять же, с Марком Фрадкиным. 
Но, тем не менее, их новую совместную работу – песню «Журавли», написанную 
ими в 41-ом, незадолго до войны, - увы, не пропустили: песня эта оказалась 
под запретом. И виной тому была не музыка, конечно, - Марк Григорьевич постарался, 
сотворив шедевр, настоящий, - а слова. Причём перу Евгения Ароновича принадлежит 
не всё либретто, а лишь часть его. Он просто обработал и дополнил стих, уже 
достаточно известный, автором которого был Алексей Жемчужников – поэт Серебряного века, - 
один из создателей образа Козьмы Пруткова.  Этот стих, конечно, очень сильный, - 
ностальгический, - Жемчужников писал его вдали от Родины. Но следует признать, что 
обработка Долматовского сильнее даже, и намного, чем оригинал. Хотя и самые 
запоминающиеся строчки: «Перестаньте ж рыдать надо мной, журавли» - остались всё же 
от Жемчужникова. Так или иначе, песня эта была признана нам чуждой, вредной, даже и 
враждебной: петь её нельзя. А если хочешь, - без проблем: тогда с вещичками на выход. 
Вот, пожалуйста – путёвочка на Колыму, - там и споёшь. Ну, и понятно, что два друга – 
два товарища: Марк Фрадкин и Евгений Долматовский сразу поспешили откреститься от неё, 
от  песни этой: мол, вы что, ребята, - мы то здесь при чём, - не наша это песня. 
И туда же все певцы – известные и неизвестные: спасибо, мол – мы эту песню петь не будем. 
А вот Козин спеть её не побоялся. Он, вообще, в то время не боялся ни кого. Ну, может, 
только Сталина. Но вождь был благосклонен к его творчеству, и даже более того: 
он был его поклонником. Частенько даже напевал себе под нос одну из песен Козина: 
о том, как «Ритатухи ходил к Нюхе», даже и приплясывал порой. Ну, и понятно, 
кое-кто был этим очень недоволен. И в итоге оболгали Козина, оклеветали, - наплели 
вождю с три короба: такой он рассякой, - ну, и отправили Вадима Алексеевича в бессрочную 
командировку, - в город Магадан. Умчал его туда экспресс под литером «58». 
Вот об этом мне мой друг и рассказал, да и не только. Звали его Пётр. 
Он был меня постарше – годиков на двадцать, но, однако, это не мешало нам дружить, - 
по-настоящему, - причём, давно: с тех пор ещё, когда я жил в артели. Петя был старателем, - 
со стажем, - но не на лопате: он был съёмщиком, а это очень важная работа. С Петей 
у нас было очень много общих увлечений: так совпало, видимо: и шахматы, и спорт, 
и увлечение историей, и музыка, конечно. А ещё у нас была с ним общая компания. 
Ну, так уж получилось: даже, может, и случайно, - что его подруги стали и моими тоже. 
И одной из них – библиотекарше по имени Тамара, я однажды сам себя проспорил. По глупости: 
ну, ляпнул просто, что с меня желание, - и всё: по пятницам и по субботам я всю зиму, 
даже и весну катался из посёлка Дебин, где я проживал, в посёлок Бурхала,за сотню километров. 
А ведь я ещё работал: на соседнем прииске, на «Пятилетке», и частенько уезжал на Бурхалу 
прямо с работы. А что теперь поделаешь, ведь кроме сусуманского автобуса туда ничем другим 
и не добраться было. Но зато на Бурхале меня ждал настоящий праздник: плен этот для меня 
был сладким.
Собирались мы у Томы на квартире: комнатка и кухня, - вроде и не разгуляешься, но нам 
хватало места, чтобы погулять, как следует. Компания у нас была стабильная: шесть человек – 
три пары. Выпивали мы, конечно, - как без этого, - но в меру: никогда из нас никто не 
напивался. Потому что был совсем иной энергетический посыл. Мыпели песни, - и не просто так: 
от фонаря, а по программе. Да. Прям всё было расписано, - на каждую неделю: бунинские дни, 
потом есенинские, пушкинские, - Тома этим занималась, честно говоря, - я только исполнял. 
Ну, и она, конечно, тоже мне порой подыгрывала – на фортепиано. В общем, всё было культурно.
Но программа ведь у нас была из двух частей, вернее, отделений. Первое, понятно, тематическое, 
а второе – по заявкам, - произвольное: мог быть Высоцкий, или Окуджава или даже Северный – 
как карта ляжет, - только вот в конце второго отделения всегда был Козин – наша общая 
любовь и наша гордость. «Осень» часто пели, «Нищую», «Пару гнедых», «Калитку», что-нибудь ещё, 
и неизменно каждый раз уже под занавес ещё и «Журавли». И ведь не просто так опять же, - 
с обсуждением. Вот тут уже и Петя начинал свой бенефис. Ещё бы! Ведь по песенному творчеству 
Вадима Алексеевича он был редким знатоком – большим специалистом, - может, даже и единственным, 
причём не только в Магаданской области. Ведь информацию он черпал не откуда-то: по слухам 
или сплетням, а из первых уст – от самого Маэстро. 
И как-то раз, в одну из этих посиделок: по весне уже, в апреле Петя вновь нас удивлял своими 
знаниями: очень интересно это было.
Оказалось, что после войны: в конце сороковых при Сталине ещё, да и в пятидесятых при 
Хрущёве вся страна была уверена, что песню «Журавли» поёт и пел всегда ни кто-нибудь, 
а Пётр Лещенко. И доказательством тому были пластинки «на костях», или «на рёбрах»: 
музыка тогда записывалась кустарным способом при помощи особого рекордера, обычно 
контрабандного на старые рентгеновские снимки.
На пластинках этих даже была надпись – имя исполнителя, и голос, что звучал с них был и впрямь 
практически не отличим от голоса любимого певца. А Лещенко в то время очень популярен был, - 
немало было даже фирменных пластинок, привезённых в своё время нашими героями, освобождавшими 
Европу от фашистов, - стоили они тогда, конечно, просто баснословных денег. Ну, а если спрос 
есть, как без предложения?.. Да приходите завтра: будет вам ещё, - барыги это дело оценили 
очень своевременно. Нашёлся даже музыкальный коллектив – весьма известный – «Джаз Табачников», 
который и откликнулся на это дело, ведь солист его – Николай Марков пел на удивление похожим, - 
нужным голосом для этого. И всё. Пластинки эти стали появляться регулярно: каждый день почти – 
всё новые и новые, - и полилась с них музыка, - и денежки, конечно, тоже полились рекой. Вот 
только долго это дело продолжаться не могло: ну, кто бы им тогда позволили кучеряво жить, 
барыгам этим?.. Описали их имущество, конфисковали – и под белы рученьки. Хрущёв даже узнал 
об этом: стал ногами топать, - предложил их даже расстрелять: мол, … эти самые, они, - вы помните 
его любимое словечко, - надо их к стене!.. Ну, правда, вскоре самого Хрущёва чуть за малым 
не поставили к стене. Такую вот историю и рассказал нам Петя. 
А потом я начал петь. Все подпевали мне – так дружно: хорошо-то как сидим. Один лишь Вася 
почему-то был не весел. Он, вообще, в тот  раз почти  весь вечер находился в кухне: всё курил, 
курил – почти без перерыва – в форточку, что было удивительно для нас. Ведь Вася – тот ещё шутник, - 
он постоянно балагурил, и на песню самый первый отклик был всегда не от кого-нибудь ещё, 
а только от него. А отклик был всегда один и тот же – ёмкий и многозначительный: «Да-а, блять…» - 
уж, извините, но из песни слов не выкинешь. Тамара долго привыкала к Васе: поначалу так, вообще, 
почти не замечала даже, игнорировала, - ведь она такая вся эстетка – утончённая особа, - 
ну, а Вася, кто: простой мужик – старатель, бэвший зэк, - два срока отсидел в колымских лагерях 
ещё при Сталине. Но был один немаловажный фактор: этот Вася был мне старым добрым другом, -  
в становлении моём как личности его неординарный взгляд на прошлое: на то, что было с нами, 
в общем-то, не так давно, сыграл значительную роль: на многое он мне открыл глаза. И Тома это 
понимала: друга своего я очень уважал.  
К тому же Вася, скажем так: порой захаживал к её соседке Гале, - так, что он каким-то боком 
тоже был её соседом. В общем, так они друг к другу постепенно и притёрлись.
То есть, в этот раз мы почему-то не услышали из кухни даже Васиного отклика на песню. Вместо 
этого он вдруг … запел. Причём, впервые: знал его уже я много лет, - он мне обычно только 
подпевал, и всё, - а тут вдруг сам: с ума сойти. И мы, конечно, сразу, даже не сговариваясь, 
поспешили к Васе. Он сидел на кухне за столом, склонивши голову, и пел чуть хрипловатым 
голосом: «Здесь на русской земле я чужо-ой и далёкий. 
Здесь на русской земле я лишё-он очага…» Ох, ничего себе!.. Тут не мурашки даже, а мороз 
по коже пробежал!.. Как сильно прозвучали эти строчки – просто сногсшибательно!.. И это 
были «Журавли»…
«Между мно-ою – рабом, и тобо-ой – синеокой вечно сопки стоят, мерзлота-а и снега…» Но только 
Васин вариант был более протяжный, и не в ритме танго. 
Но слова!.. Какой там Долматовский?.. «Я писать перестал, письма плохо доходят. Не дождусь 
от тебя я желанных вестей…» Невероятно просто! 
До чего ж она цепляет за душу!.. «Утомлённым полётом на юг птицы уходят. Я гляжу на счастливых 
друзей – журавлей…» И как-то слёзы сразу появились на глазах: не только у меня, - у всех 
одновременно!.. «Расцветает сирень у тебя под окошком. Здесь в предсмертном бреду 
будет только зима…» Ну, всё – сейчас они прольются. «… Расскажите вы всем, расскажите 
немножко, что на русской земле есть земля Колыма…» 
И всё. Заплакала сначала Галка – Васина подружка: громко, - даже не заплакала, а зарыдала. 
Тома вслед за ней, но чуть потише. Ну, и мы с Петром туда же, на них глядя. Что это с нами?.. 
Женщины – понятно, ну, а мы-то, что?.. 
На следующие выходные я не смог приехать в Бурхалу: играл в футбол, - открытие сезона. 
И на последующие тоже ничего не получилось:медкомиссия, военкомат, и на работе отвальная – 
суета: я собирался в армию. И смог я вырваться на Бурхалу лишь только через две недели. 
Собрались мы как всегда у Томы. Вроде бы и повод был отличный: погулять, повеселиться, - 
спеть Демьяна Бедного – «Как родная меня мать провожала». Но только не гулялось. И не пелось. 
Потому что нас в компании осталось уже пятеро. Стаканов с водкой, правда, на столе 
чуть больше было – шесть. Один стакан накрыт был сверху коркой хлеба. Васи с нами уже 
не было. И спели мы в тот день одну лишь песню – «Журавли над Колымой», и снова плакали. 
В память о Васе.
И о клипе в завершение. Я не случайно выбрал именно вот этот вариант. Ведь Николай Никитский – 
это мастер старой, довоенной ещё школы пения. 
Он ученик Вадима Алексеевича Козина. Да, да. И друг его ближайший, между прочим. На Колыме 
у нас бывал – причём, не раз, в гостях у друга своего. Однажды даже песню записал на 
Магаданском радио. И эта песня вскоре стала нашим гимном – «Трасса – Колымская трасса. 
Магадана душа!..» 
А песню эту – «Журавли» - Никитский пел великолепно: лучше всех, - и это исполнение можно 
назвать классическим, - в такой манере мало, кто сейчас поёт. 
Ушёл уже от нас и он, - давно уже нет с нами Николая Николаевича. Но голос его жив. 
И в самый раз подпеть ему...

https://ok.ru/video/245120373237 

vk rutube youtube

Александр Вайнберг
Анна Герман
Анатолий Днепров
Владимир Маркин
Валерий Ободзинский
Мила Елисеева
Николай Йоссер
Веня Одесский
Иван Московский
Алеша Димитриевич

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой. И нажмите Ctrl+Enter
Использование материалов сайта запрещено. © 2004-2015 Музей Шансона