Музей Шансона
  Главная  » Архив  » Заметки  » «Может быть, последнее письмо»

«Может быть, последнее письмо»

На этот раз мы расскажем еще об одной легендарной блатной песне, хотя и несколько подзабытой. А напомнил ее всем недавно умерший поэт Михаил Танич. Именно ее он напел в передаче «В нашу гавань заходили корабли», когда его попросили исполнить что-нибудь классическое из блатного фольклора. Песня называется — «Письмо подруге».

ПО КЛАССИЧЕСКОЙ БЛАТНОЙ СХЕМЕ

Еще эту песню порой называют — «Суд идет, и наш процесс кончается». Чем же эта песня — классика? Тем, что для старой блатной песни очень характерно заочное общение лирического героя с матерью или любимой. Схема повествования в таких случаях весьма проста — воспоминания о том времени, когда они были вместе, потом суд, на который любимая (мама, женщина) пришла и проливала слезы (или не пришла, зараза), затем описание тягот тюремной жизни, потом мотив о том, что, мол, все меня забыли, а то и продали, и, наконец, твердое и бравадное обещание непременно вернуться из своего далека, чтобы обнять (показать себя, а то и отмстить шалаве). Эти пункты лишь изредка меняются по хронологии, обычно же они неизменны.

Такая незатейливость сюжета отнюдь, кстати, не умаляет достоинств классических блатных песен, которые совсем в другом. Так вот, данная песня «Письмо подруге» как раз из таких. Все по жесткой схеме.

Шлю тебе, моя голубоглазая, 
Может быть, последнее письмо.

Заход нормальный, как полагается. Трагизм, и все такое. Гипертрофированность. Далее немного о текущем положении дел:

Я сижу в «Таганке», моя милая, 
Проклинаю жесткую кровать.

Пошли уже жалобы на условия содержания. У любимой все это слезинку должно выбить. Кстати говоря, про «Таганку» пели в свое время только в Москве, в остальных же регионах песня звучала без этого куплета. А теперь «Таганской» тюрьмы и вовсе нет. Далее обязательно про суд:

Помнишь, как судили нас с ребятами 
В маленьком и грязном нарсуде? 
Я все время публику оглядывал, 
Но тебя не видел я нигде.

В итоге приговор — расстрел — заменяется на тюремный срок. Пока суть да дело, арестант начинает анализировать — а почему это его ненаглядной не было в суде. Тем более и слухи до него с воли нехорошие доходят:

Говорят, что ты совсем фартовая,
Даже перестала воровать. 
Говорят, что ты, моя дешевая,
Рестораны стала посещать.

Может, фраер в галстучке атласном 
Обнимает крепко у ворот.

А вот это уже безобразие! Нормальная баба была, жила по воровским понятиям, но поддалась на роскошь буржуйской жизни, которая в качестве входного билета туда предполагает общение в ресторациях и в постели с разными столь ненавистными урке фраерами в «галстучке атласном». Тьфу! Далее идет классическая угроза:

Но не смейся, милая, напрасно -
Старый урка все равно придет.

А в конце обязательная бравада про возвращение:

Я еще вернусь с тюремной славою 
И с блатной наколкой на груди. 
Только ты меня, порча шалавая, 
На тюремной площади не жди!

Звучит, а?

«Порча шалавая» — на блатном жаргоне: шлюха, не внушающая доверия настоящим блатарям. Короче, шалаве этой (а может, и не шалаве?) ничего хорошего после выхода старого хахаля ждать не приходится. Романтика, вот она какая бывает! Но так ведь знала, с кем якшается.

КАНОНИЧЕСКИЙ ОБРАЗ — ИЗМЕННИЦА

Филологи Игорь Ефимов и Константин Клинков в своей научной работе «Высоцкий и блатная песня», говоря о содержательных мотивах классического блатняка, очень точно указывают: «Интересно, что высокая степень каноничности образов в блатной песне, в некотором смысле, компенсирует здесь заметную ограниченность привычных литературных выразительных средств.

От необходимости дополнительных штрихов избавляет однозначность семантического ореола — достаточно лишь обозначить (попросту назвав канонический объект) типологическую принадлежность образа, слушатель же без труда дает ему запрограммированную оценку. В блатной песне действуют несколько конкретных типов персонажей, каждый из которых несет определенные функции и обладает характерными чертами. Оценка каждого из них, разумеется, находится в прямой зависимости от взаимоотношений с героем песни».

Точнее про описываемую нами песню с точки зрения литературного разбора и не скажешь. Эти же авторы классифицируют канонические характеристики всех героев блатных песен: прокурор — самое большое зло, адвокат — пустое место, мать — сама доброта. «Образ подруги может оказаться как родственным образу матери (верная любимая женщина), так и близким образам врагов (изменница). Прочие типажи — отец, брат, друзья — значительно менее существенны, они, так сказать, уже сливаются с фоном, на котором действуют основные фигуры». В данном случае образ подруги явственно сливается с врагом, как мы видим.

ПОДЗАБЫТЫЙ ТИПАЖ

Вообще, в данной песне сам образ подруги главного героя — некий анахронизм для современных криминально-тюремных реалий. Это подруга-маруха, любовница именно из криминальной среды, которая криминалом так или иначе живет, или живет с ним. Это образ подруг Горбатого и Фокса из «Места встречи изменить нельзя», это главный женский образ в произведении Леонида Леонова «Вор», эта та самая легендарная Мурка, Маруся Климова.

Такой женский образ хозяйки «малины» в последние годы отошел — женщины стараются не вмешиваться и не вдумываться в криминальный образ жизни своего мужчины. И хотя героиня «Письма подруги» отходит от этой жизни, но выбирает нечто близкое — фактическая кабацкая проституция.

ГЕОЛОГИ ТОЖЕ ПИШУТ ПОСЛЕДНИЕ ПИСЬМА

Есть такой редчайший вид шансона -так называемые «геологические» песни, то есть песни геологов. В советское время эта романтическая и высокооплачиваемая профессия была крайне популярна и востребована у молодежи. Геологи уходили в далекие и длительные экспедиции. На фоне суровой природы они пели у костра песни, в том числе и своего сочинения. Так вот, одна из них, которая называется «Сероглазая», явно перекликается, а точнее, почти дублирует песню «Письмо подруге». Геолог тоже тоскует по любимой вдали от нее:

А теперь пишу я, сероглазая, 
Может быть, последнее письмо, 
Никому его ты не показывай: 
Для тебя написано оно.

Что касается возраста песни, то точно можно лишь сказать, что она родилась до 1958 года — года, когда снесли «Таганскую» тюрьму. Автор, само собой, неизвестен, зато у песни почти нет вариаций, только самую малость. Так что текст дошел до нас в первозданном виде, что редкость.

«Письмо подруге»
(«Суд идет, и наш процесс кончается»)

Шлю тебе, моя голубоглазая, 
Может быть, последнее письмо. 
Никому о нем ты не рассказывай -
Для тебя написано оно.

Я сижу в «Таганке», моя милая, 
Проклинаю жесткую кровать, 
И не раз мечтаю поздно вечером, 
Милая, тебя поцеловать.

Помнишь, как судили нас с ребятами 
В маленьком и грязном нарсуде? 
Я все время публику оглядывал, 
Но тебя не видел я нигде.

Суд идет, и наш процесс кончается, 
И судья выносит приговор, 
И чему-то глупо улыбается 
Старый ярославский прокурор.

И защита тоже улыбается, 
Даже улыбается конвой. 
Слышу: приговор наш отменяется, 
Заменяют нам расстрел тюрьмой.

Я еще раз оглянулся, милая, 
Но тебя нигде не увидал. 
И тогда шепнул на ухо Рыжему, 
Чтоб тебе письмо он передал.

Говорят, что ты совсем фартовая, 
Даже перестала воровать. 
Говорят, что ты, моя дешевая, 
Рестораны стала посещать.

Может, фраер в галстучке атласном 
Обнимает крепко у ворот. 
Но не смейся, милая, напрасно -
Старый урка все равно придет.

Я еще вернусь с тюремной славою 
И с блатной наколкой на груди. 
Только ты меня, порча шалавая, 
На тюремной площади не жди!

Евгений Зимородок
ЗА решеткой, №10, 2009 г.


Комментарии

Оставьте ваше мнение

Имя
Email
Введите код 9987

vk rutube youtube

Геннадий Тимофеев
Вилли Токарев
 Трофим
Виктор Тюменский
Кира Хабарова
Владимир Черняков
Александр Шапиро
Михаил Шелег
Михаил Шуфутинский
Иван Кучин

Ошибка в тексте? Выделите ее мышкой. И нажмите Ctrl+Enter
Использование материалов сайта запрещено. © 2004-2015 Музей Шансона